Сел и Андрюшка.
– Конечно, это хорошо, – сказал старик, – но… – Он задумался и вдруг махнул рукой: – А впрочем, делайте как хотите… Оно, конечно, лучше полюбовно-то.
– Скажите, граф, – вдруг начала Елена Николаевна, – что это случилось такое с вами… Я что-то слышала, что у вас есть двойник… Какой-то негодяй из исправительной колонии… Скажите, это правда?..
– Да! – грустно ответил Андрюшка, не дрогнув ни одним мускулом лица. – Это ужасная неприятность для меня…
– Вы даже были арестованы.
– Был, – еще трагичнее подтвердил Андрюшка и тихо прибавил: – И я уверен, что с этим негодяем у меня не все кончено, если только полиция не сумеет поймать его…
– Вы боитесь?..
– Я? – спросил Андрюшка, сверкнув глазами. – Я не боюсь тараканов… и червяков маленьких тоже не боюсь.
Елена Николаевна захохотала:
– Какое сравнение… Вы, должно быть, очень смелы… Вероятно, так же, как и я, потому что я на вашем месте тоже бы не боялась…
«Ого!» – подумал Андрюшка и с восторгом поглядел на свою собеседницу, а она продолжала:
– Я даже завидую вам, что у вас есть препятствие, есть борьба, есть даже маленькая опасность… А моя жизнь течет так противно тихо и ровно, что я просто задыхаюсь от скуки.
– О! – отвечал Андрюшка. – Бури хороши только издали или на картине, тогда они и красивы и величественны, но, когда вы столкнетесь с ними лицом к лицу, они потеряют всю свою прелесть.
– Как для кого!.. – задумчиво ответила Елена Николаевна.
И вдруг все трое замолчали. Старик перевернул какой-то лист счетов на столе, Андрюшка стал поворачивать в руках шляпу, а Елена Николаевна взглянула куда-то в окно, где кипела шумная петербургская жизнь с ее трескотней и звонками омнибусов.
– Я, – продолжала Елена Николаевна, – не понимаю жизни без борьбы, от жизни надо выхватить все возможное, чтобы потом не пожалеть ни о молодости, ни о всем пережитом.
Андрюшка искоса, но пытливо взглянул на говорившую.
– Вы, кажется, удивляетесь? – спросила она. – Вы, может быть, делая предложение, думаете видеть во мне хорошую жену в том случае, если я вам со своею рукой отдам и сердце… Вы ошибаетесь! Я предупреждаю вас, я очень правдивый человек… Я, коротко говоря, вовсе даже не способна для семейной жизни.
Старик сделал нетерпеливый жест и хотел возразить что-то, но она перебила его:
– Молчите, батюшка! Вы знаете, что, когда я говорю серьезно то, что я думаю, я не люблю, чтобы мне возражали.
Глаза ее заблестели и стали так же мрачны, как у Андрюшки. Оба они даже стали немного похожи в эту минуту.
– Не будь вы графом, – продолжала она, обращаясь к Андрюшке, – то я бы ни за что не вышла за вас замуж, хотя… хотя…
Она встряхнула головой, вскинула руку, из-под которой белой полоской блеснули ее оскаленные зубы.
– Хотя любить вас я бы могла… а теперь мне необходим ваш титул, но ранее мне хочется полюбить вас, понимаете, полюбить!..
«Мне она чертовски начинает нравиться!» – подумал Андрюшка и с нескрываемым восторгом опять в упор поглядел на свою собеседницу. Эти оскаленные зубы, блестевшие из-под руки, в особенности нравились ему. Она ответила на его длинный страстный взор вызывающей улыбкой и вдруг, встав, сказала:
– Ну, жених, хотите, я покажу вам комнату вашей невесты… Так, запросто, по-дружески. Кстати, батюшке заниматься нужно делами, через час к нему придут его приказчики…
Андрюшка встал и вопросительно поглядел на старика, но тот только вздохнул и переложил полы халата.
Через несколько минут Елена Николаевна и Андрюшка сидели в будуаре. Он буквально задыхался в его душистой атмосфере, а она, видя его все более возрастающее беспокойство, хохотала и потешалась над ним всеми способами.