Алешка наталкивается на возможность измены
После свидания с Андрюшкой Колечкин задумчиво вернулся домой.
За это время внутреннее убранство лачуги значительно изменилось. Кое-какая мебель украшала ее. Постели имели приличный вид, будучи снабжены новыми матрацами, подушками и одеялами. Между окон висело новое зеркало в ореховой раме, самые окна украсились занавесками, а в новом шкафу, сильно пахнувшем клеем и лаком, был обширный гардероб; правда, все это покупалось на рынке «немного держанное» и за половину стоимости, но все-таки внешность господина Колечкина с этих пор приняла вполне приличный вид, несмотря даже на то, что на потасканном лице его какими-то серыми полутонами и отеками аллегорически фотографировалась «петербургская ночь». При этом оно было омрачено какою-то думой.
– Как бы не так! – сказал он, слегка покачиваясь и снимая лощеную шляпу.
Старуха, по обыкновению, с пугливым подобострастием глядела на него.
– Маринка была? – повернулся он к матери.
– Заходила сейчас, пока ты уходил в трактир… Не застала тебя и ругалась…
– Гм!.. Ругалась! – повторил Колечкин. – Что же она говорила?
– Да просто скандалила. Взяла твою бутылку с водкой и шмякнула ее об пол… Вот видишь там, до сих пор еще не высохло…
– А вы чего глядели?..
– Да что же я ей смею сказать… если бы я ей сказала что-нибудь, она бы на меня кинулась.
– Пьяна, что ли, была?
– Совсем пьяна.
– Экая!
Колечкин по-матерному выругался и опять обратился к матери:
– А не говорила, когда придет?
– Не говорила… только ругалась!
– Экая тварь! А мне все-таки ее надо бы повидать. Давно не видались, это правда.
Но едва Колечкин произнес эти слова, как дверь шумно распахнулась, и на пороге ее появилась красивая, стройная женщина с злыми чертами уже не молодого лица.
Она одета была неряшливо и бедно, густые пепельные волосы ее неряшливо высовывались из-под платка.
Заметив Колечкина, она кинулась к нему.
– Ты чего же это? А?
Лицо Колечкина приняло смущенное выражение.
– Ты что же это? – повторила Марина, подбочениваясь. – Я прихожу к тебе, а ты удрал.
– По делам был, Маринка, не кричи; теперь до тебя у меня есть дело.
– Плевать мне на твои дела, а ты мне скажи, где ты пропадал вчера и третьего дня?
– Да надо было!
– Надо? Кутил все ночи. Ну хорошо! Погоди у меня! Засажу я тебя опять в тюрьму, ты ведь знаешь, мошенник этакий, что стоит мне слово сказать, и будешь ты лаять за железной решеткой…
– Не сердись, Маринка, ей-богу, дела были…
– То-то дела! – отвечала Маринка несколько уже смягченным тоном и, спустив платок с головы на плечи, села в кресло.
– Маменька, принесите нам водчонки! – сказал Алешка, вынимая бумажник.
Старуха моментально схватила платок, а другую руку протянула за деньгами.
Колечкин дал рубль, и она ушла.
Оставшись вдвоем, Маринка и Колечкин обменялись длинными взглядами.
– Какое же такое дело? – угрюмо спросила посетительница.
– Дело важнейшее… Надоело, видишь ли ты, мне быть под началом у Андрюшки Курицына. Уж больно он заноситься стал. Злоба у меня на него так и накипает. Только до времени я молчал все… А тут, вчера, встретил я одного человека, он и рассказал мне про баронессу нашу.
– Шток? – спросила Марина.
– Да-да! Про нее… Стороной будто бы он слышал, она сильно напугана, что у ее любимого внука двойник. Старуха, оказывается, нюхом чует, что тут для него что-то недоброе, и, как он мне рассказывал, готовится большую награду предложить тому из сыскных агентов или все равно кому бы то ни было, кто отыщет убийцу Померанцева и представит куда следует…
– Что ж, ты думаешь выдать его?
– Очень бы хотел, да боюсь… А конечно, если бы случай удобный наклюнулся, я бы его не пощадил…
– И отлично! Чего его щадить?!
– Вот то-то и есть, Марина, что надо действовать осторожно… Ты вот сердишься! А теперь самое что ни на есть для меня кипучее время. Сейчас я виделся с ним в здешнем трактире. Он мне наговорил такого, что у меня волосы дыбом встали. Понимаешь ли? Мне дается поручение послезавтра покончить с Павлом и его невестой, понимаешь?..
Колечкин сделал очень определенный жест. Маринка нахмурила брови.
– А сколько он даст за это?
– Еще ничего не говорил, а только сулит много по окончании дела, когда он графом станет. Вот я и думаю, как бы не так, братец! Может быть, все это один вздор только…
– Конечно, обдумай!
Колечкин опустил голову, и в комнате воцарилось молчание.
Вошла старуха с бутылкою водки под платком, она успела раздеться, откупорить, Маринка выпила рюмку, а Алешка все сидел подперши голову руками. Вдруг он вскочил и хлопнул себя по лбу: