Все устроилось
Андрюшка шагал по своей комнате, а в углу, в кресле, молчаливо сидел граф. Голова его низко опустилась на грудь. Он молчал, молчал и Андрюшка.
Только и слышны были в комнате мягкие шаги последнего.
Стрелки часов на письменном столе показывали половину десятого. Осенний день уже угасал.
– Андрей! – вдруг тихо сказал граф.
Андрюшка вздрогнул и круто повернулся:
– Что вам, батюшка?
– А если не удастся?..
– Не может быть, все так подготовлено! Наконец, на Алексея я надеюсь, как на самого себя…
– Ну, расскажи, по крайней мере, как это все будет… Ты все молчишь…
– Будет очень просто. – Андрюшка взглянул на часы. – Все это вот как, вероятно, вышло. Мой агент заблаговременно получил сведения, что они едут сегодня к одной из родственниц невесты на третью станцию Варшавской дороги. Они собрались туда к спектаклю, который давался в пустой даче и в котором, кажется, сами готовились принять участие. Они должны сойтись на вокзале. Дорога к даче очень пустынна. Алешка должен следить за ними в обществе своей приятельницы из трущобного полусвета, ее зовут Маринкой… Там я не знаю, как все у них выйдет, но, если все будет благополучно, через четверть часа он должен быть здесь. Я кладу ему на расстояние от вокзала даже слишком много полчаса, когда это же расстояние можно проехать на хорошем извозчике в десять минут…
Вдруг дверь распахнулась, и на пороге ее появился Алешка с узелком в руке.
Лицо его было страшно. Кроме того, он был совершенно пьян.
– Ну что?! – кинулись к нему оба.
– Все устроилось… Нате!..
И он швырнул на стол знакомый графу нательный крест сына, обрывок женского корсажа полосатой материи и узел. В нем лежало студенческое платье и пальто Павла.
На кресте и на обрывке платья виднелись капли крови, одежда же Павла была совершенно чиста.
Граф закрыл лицо руками, а Андрюшка принялся совершенно хладнокровно переодеваться, и, когда туалет его был окончен, он развязным тоном крикнул:
– Молодец, Алешка! Хочешь шампанского?!
– Давай, граф!.. – небрежно ответил Колечкин, разваливаясь, и вдруг захохотал.
Старый жуир отнял руки от лица и дико посмотрел на обоих.
– Теперь, – сказал Андрюшка, блестя своими страшными глазами, – теперь же двинемся дальше!.. Бодритесь!.. И берите пример с нас!.. Мы должны сейчас же ехать к Терентьевым, нас там ждут…
Граф машинально взялся за шляпу. В глазах его виднелась покорность.
– Ну-ну, подбодритесь, папаша! – подошел к нему Андрюшка. – Вы потеряли одного сына, сына непокорного, и взамен этого обрели другого, который обеспечивает вашу старость… Горе сокращается на радость, плюс на минус, как учил меня мой пьянчуга, выйдет плюс!
– Дай мне шампанского, – сказал граф, протягивая руку к неоткупоренной бутылке, стоявшей рядом с той, из которой в эту минуту наливал себе Колечкин.
– А где же твоя Маринка, Алексей? – вдруг спросил Андрюшка.
– Не привести ли ее сюда к тебе? Как бы не так? Она уже дома.
– Ишь, какой ревнивец!.. Ну, идемте, папаша!.. А ты можешь остаться тут…
– До тех пор, пока не получу с тебя обещанное…
– Денег, брат, мало у меня теперь, – отвечал Андрюшка, раскрывая бумажник. – Ну да на вот, возьми немножко, остальное потом!..
– Все «потом»! – угрюмо отвечал Колечкин, нехотя принимая три сторублевые. – А когда же остальные?
– Теперь скоро!.. Женюсь, и мы все будем богаты.
– Жди с тебя!..
– Ну-ну, ты пьяный всегда очень несговорчив… Однако сегодня я ничего не имею против того, чтобы ты был пьян. Так ты останешься выспаться тут или домой поедешь?..
– Домой!..
Андрюшка вдруг схватил за рукав Колечкина и отвел в сторону.
– Ты уверен в нашей безопасности?
– То есть в моей? – поправил Колечкин.
– Ну да, и в твоей.
– Еще бы! Я, брат, о себе забочусь не хуже твоего…
Андрюшка захохотал и снова обратился к графу:
– Ну все!.. Идемте!..
Граф повиновался, и все трое вышли.
Алешка сел на извозчика и поехал домой, а граф с сыном – на Знаменскую, где был дом Терентьева.
После того как лакей доложил об их приезде, им пришлось ожидать довольно долго. Они сидели в зале, роскошь обстановки которой поразила даже графа, а на Андрюшку она, казалось, не произвела никакого впечатления.
Он даже не глядел ни на что.
Так опытный актер иногда бывает вынужден ходом пьесы не замечать того, на что обратились в данную минуту взоры всей зрительной залы.
Но вот дверь отворилась, и рядом со стариком Терентьевым вышла Елена Николаевна.
Она сделала несколько шагов и остановилась, пристально разглядывая красавца жениха.