Старые приятели
Калиныч хранил в тайне то громадное предприятие, которое доверил ему Андрюшка и ради которого «снималась» эта зала целиком.
Уже одно то кредитировало Андрюшку в глазах бывшего портерщика, что, очевидно, убийца Померанцева, этот Рокамболь, как называл его покойный, не стесняется, по-видимому, в деньгах и сорит ими направо и налево.
А тот, кто, несмотря на все минувшие препятствия, остается бодр и энергичен, тот заслуживает полного расположения и кредита со стороны таких людей, каким был Калиныч.
Его подкупило в пользу Андрюшки еще и то обстоятельство, что ловкий парень первым явился к нему, коротко и ясно передал свой грандиозный план и не то что попросил, а потребовал его содействия.
И как сверкали его черные гордые глаза, как повелительно хорош был он в эту минуту!..
Не повиноваться такому человеку невозможно.
Есть натуры, которым покоряется все.
Обаяние их заключается именно в блеске глаз, в жестах, дикции и красноречии.
И Терентьева, и Калиныч, и все, кто сталкивался с Андрюшкой, с первых же минут начинали чувствовать всю его неотразимость.
Даже сам Алексей Колечкин чувствовал двойную тяжесть на душе. Боязнь за свою шкуру мешалась с «невольным влечением» к своему бывшему приятелю.
Влечение это действительно было какое-то безотчетное, почти физическое.
Алексей Колечкин, проживая за семьюдесятью замками, как он сам говорил, ссорясь и временами, от нечего делать, дерясь с Маринкой, отдал бы все свое благополучие, лишь бы вновь видеть товарища, электризовавшего его своим взглядом и увлекательной речью.
Без него теперь он опять отупел и опустился от скуки и бездействия.
Когда Андрюшка вошел в «фатеру» Калиныча, последний в обществе своей чрезвычайно округлой супруги пил дымящийся чай, ловко держа блюдечко между пальцами, сложенными в форме треножника.
Комната была наполнена мебелью, увешана лубочными картинами и пропитана запахом русского жилья.
– А-а! Рокамболю наше почтение! – встретил вошедшего Калиныч.
– Здравствуй, Калиныч, – ответил Андрюшка, – ну что, как? Все согласны?
– А чего же им не быть согласными, за деньги этот народ на что хочешь согласится…
– Когда же очищать будут?
– Да вот как деньги принесешь. Раздам, значит, и в сутки духа не будет… в другой флигель переедут, я там ведь тоже снимаю фатеру, а теперь еще каретные сараи прихватил; правда, слушаться туда надо будет вниз с лестницы, но зато дешевле стоить будет… На лето им лучше и не надо, потому все равно целый день на «стрельбе» будут.
– Я деньги принес! – тихо, но внушительно перебил Андрюшка.
– Принес? – всполошился Калиныч. – Где?
– Известно где – в кармане, – хладнокровно ответил юноша.
– Так давай!
Андрюшка молча вынул пачку ассигнаций и подал ее Калинычу.
Толстая супруга бывшего портерщика при виде денег поставила на стол полное чаем блюдечко и с тупым изумлением несколько раз перевела глаза с мужа на гостя и обратно.
– Эка денег-то!.. – наивно пробормотала она, берясь опять за блюдечко.
Но на это замечание никто не ответил.
Калиныч заявил, что сейчас переговорит со своим «старостой», и вышел.
Оставшись наедине с толстой женщиной, Андрюшка вынул клочок бумаги и карандаш и, не обращая на нее никакого внимания, стал заносить какие-то цифры.
Когда Калиныч вернулся, он коротко и деловито спросил его:
– Когда?
– Послезавтра, – отвечал тот, – но надо же обмести ее, снять паутину.
– Нет, этого не надо…
– Как так?
– Паутину снимать не надо…
– Ну и ладно… Для меня это еще лучше… А вот еще, чуть не забыл… тут один жилец тебя спрашивает.
– Кто такой? – с ноткою тревоги в голосе быстро спросил Андрюшка.
– Фамилия ему Степанидин…
– Я такого не знаю.
– А он тебя знает.
Андрюшка вздрогнул бровями. Это известие несколько смутило его.
Все, кто знал его, были известны и ему, он знал всех своих соучастников и единомышленников по именам и фамилиям. Кто же этот знающий его, которого он не знает? Странно и даже несколько подозрительно…
– Что же ему надо? – спросил Андрюшка.
– Не знаю, спрашивал, не Карицкий ли ты? Я ему сказал, что, пожалуй, и так.
– Шутить не надо, Калиныч. Ты мне должен сказать, кто этот человек, иначе я опасаюсь за нас обоих.
Калиныч захохотал: