В чем состоял план Алешки
Для объяснения всего происшедшего необходимо рассказать следующее.
На другой день в грязном логовище сообщника Андрюшки было шумно и людно. Табачный дым висел в воздухе отяжелевшими облаками, пахло пролитым пивом, и новые бутылки его то и дело откупоривались ловкою рукою Маринки. Человек семь самых разношерстных и разнокалиберных оборванцев истребляли незатейливую трапезу, вместо тарелок лежавшую на клочках бумаги, и шумно разговаривали. Посторонний человек, случайно вошедший сюда, сразу понял бы, в общество какого сорта людей он попал.
Сквозь хохот там и сям слышались специальные слова вроде «стырбанить», «стрельнуть», «освежевать», «зачихать» и прочее. Сквозь три тщательно завешенных окна врывались лучи солнечного утра и достаточно ясно озаряли пирующую компанию, с ее разнообразными костюмами и лицами.
Старуха мать Алексея Колечкина обносила гостей водкой, наливая каждому в стакан прямо из четвертной.
Дряхлые руки ее дрожали, держа тяжелую бутыль, но она исполняла свою обязанность со старанием и сосредоточенностью.
Иногда, когда налитый стакан переполнялся и водка проливалась на стол, старуха с испугом оглядывалась на сына, который, отведя в это время Маринку в угол комнаты, что-то толковал ей.
Объясняемое им ей, вероятно, было очень интересно и серьезно, потому что она, согнувшись и держа между колен откупориваемую бутылку пива, так и застыла в этой позе, подняв на говорящего глаза и немного открыв рот.
Переговорив со своей подругой, Алексей Колечкин подошел к общему столу и, вынув часы, вдруг сказал:
– Ну, господа, кончайте скорей! Пора! До поезда остается всего полтора часа, а отсюда кончик не маленький…
– Успеем! Успеем! – ответило ему несколько пьяных осиплых голосов.
– Давай деньги-то на поезд, – крикнул рыжий атлет, обсасывая голову селедки.
– Нет, не ему!
– Пилюлькину давай…
– Пилюлькин, бери деньги!
Пилюлькин, крошечный субъект, из прогнанных наборщиков, пролез под стол и очутился около Колечкина.
Последний развернул бумажник и отдал ему несколько ассигнаций.
– Чур, господа, только водки уж по дороге ни-ни!..
– Знаем!
– Ладно! – прокричало несколько голосов.
– Ну а теперь, господа, я вам повторю, чтобы вы не забыли как-нибудь… Как со станции – налево, по шоссе, есть мост… Шлепкин! Ты видел его, я тебе показывал.
– Видел, – ответил Шлепкин, угрюмый, коренастый мужик, с попорченной ноздрей, безмолвно повествующей об одной далекой прогулке.
– Речка тут мелкая, – продолжал Колечкин, – на сваях и на скрепах можно поместиться всем очень удобно. Маринка поедет с вами и покажет вам их, когда они теперь поедут на выселок, на дачу к тетке… Место очень пустынное, опасаться нечего… Поняли?
– Как не понять! – угрюмо буркнул Шлепкин. – А только насчет денег, будет ли у тебя верно?
– Шкура, братец, дороже и денег, – отвечал Колечкин, – не заплати-ка вам!..
– То-то же! – отвечал Шлепкин и встал.
За ним поднялись все остальные.
Некоторые вышли уже на двор, другие отыскивали свои шапки, и наконец в комнате остались только Колечкин и Маринка.
– Послушай! – сказал он ей строго. – Дело большое, почище Андрюшкиного… Дело такого сорта, что или я, или он вдребезги… Надо полагать, что он, потому что все устроено в лучшем виде. Когда их схватите – свяжете и рты заткнете. Поняла?
– Ну да, конечно, не оставить же их орать…
– Так вот. Затем ждите меня, я приеду с телегой со стороны поля. А может быть, я поспею и раньше…
– Хорошо! – ответила Маринка, повязывая голову платком. – Только девчонку ты не смей трогать, – заключила она, сверкнув глазами.
– Экая ты дура, разве это возможно, разве я могу ее тронуть…
– То-то же!.. Ну, прощай!.. Вон в окно уж стучатся – прощай!..
Маринка привлекла к себе Колечкина и с нежностью любящей женщины поцеловала его в губы.
Колечкин поморщился, но она не заметила этого и скрылась за дверью.
Оставшись один, Колечкин сдернул простыню, завешивавшую окно, и, распахнув его створки, выглянул налево в даль пустынной улицы.
Он видел, как по мосткам один за другим шли его недавние гости. Маринка заключала их шествие.
Около минуты поглядев им вслед, он сел на подоконник и задумчиво уперся взглядом в доски противоположного забора.