XXVII. Габриэль действует
– Кто смеет меня прерывать? – спросил, нахмурясь, Гаспар де Колиньи.
– Я! – ответил, выходя вперед, человек в крестьянской одежде.
– Крестьянин? – удивился адмирал.
– Нет, не крестьянин, – возразил незнакомец, – а виконт д’Эксмес, капитан королевской гвардии, явившийся к вам от имени его величества.
– От имени его величества? – изумились в толпе.
– От имени короля, – продолжал Габриэль, – и вы видите, что он не покидает своих храбрых сен-кантенцев и думает о вас постоянно. Я прибыл сюда три часа назад и за это время успел осмотреть ваши стены и послушать ваши речи. Позвольте же вам сказать, что речи эти не соответствуют истине. К лицу ли вам подобное уныние? С чего это вы вдруг теряете всякую надежду и предаетесь вздорным страхам? Поднимите же головы, черт возьми, и, если вы не в состоянии победить, ведите себя так, чтобы само ваше поражение превратилось в блистательный триумф! Я только что побывал на валах и говорю вам: вы можете отстаивать город еще две недели, а государю для спасения Франции нужна от вас только неделя. На все, что вы слышали в этой зале, я отвечу в двух словах.
Именитые граждане и офицеры, теснившиеся вокруг Габриэля, уже поддались влиянию железной, неукротимой воли.
– Слушайте! Слушайте! – раздалось в толпе.
И среди воцарившейся тишины, полной жадного любопытства, Габриэль продолжал:
– Прежде всего, вы говорили, господин Лофор, что четыре слабых пункта укреплений могут послужить воротами для неприятеля. Так ли это? В самом опасном положении, говорите вы, находится предместье д’Иль: испанцы захватили аббатство и ведут оттуда столь сильный огонь, что наши рабочие не смеют показываться на позициях. Разрешите, господин Лофор, указать вам очень простое, превосходное средство обезопасить их, применявшееся еще в этом году при осаде Чивителлы. Чтобы укрыть рабочих от огня испанских батарей, достаточно навалить поперек рва старые барки, набитые мешками с песком. Ядра застревают в этих тюках, и позади такого барьера рабочие будут в полнейшей безопасности. В поселке Ремикур неприятель, защищенный навесом, спокойно подрывает, говорите, стену. Это верно. Но именно там, а не у ворот Сен-Жан надо заложить контрмину. Переведите же своих саперов с западной стороны на южную, господин Лофор, и вы поправите дело. Но вы скажете: тогда ведь останутся без защиты ворота Сен-Жан и бастион Сен-Мартен. Пятидесяти человек достаточно для ворот, и столько же – для бастиона. Но людей недостает, – прибавил он. – Так я к вам их привел.
Радостный шепот изумления пробежал по толпе.
– Да, – еще увереннее продолжал Габриэль, заметив, что речь его воодушевила сен-кантенцев, – в трех лье отсюда я нагнал барона Вольперга с отрядом из трехсот человек. Мы с ним пришли к соглашению. Я обещал проникнуть в Сен-Кантен и выбрать подходящие точки, через которые он мог бы ввести в город своих солдат. Как видите, я в город проник, и план у меня готов. Я вернусь к Вольпергу. Мы разделим его отряд на три сотни, одну возглавлю я сам, и в ближайшую безлунную ночь мы направимся к заранее намеченным пунктам. Как бы то ни было, но одна колонна наверняка пробьется. Сто решительных бойцов присоединятся к вам и будут размещены у ворот Сен-Жан и на бастионе Сен-Мартен.
Восторженными криками встретили горожане последние слова Габриэля, оживившие угасшую было надежду.
– Теперь мы сможем сражаться, мы сможем победить! – воскликнул Жан Пекуа.
– Сражаться – да, но победить – вряд ли, – возразил Габриэль. – Я не хочу изображать положение в розовых красках. Я лишь хотел доказать вам всем, и первому вам, Жан Пекуа, произнесшему такую мужественную, но и такую скорбную речь, – я хотел доказать, во-первых, что король не покинул вас, во-вторых, что ваша гибель может принести вам только славу, а ваше сопротивление – огромную пользу стране. Вы говорили: пожертвуем собой! Теперь вы говорите: будем сражаться! Это же замечательно! Подумайте о том, что, продержавшись еще десять-двенадцать дней, вы, быть может, потеряете свой город, но, несомненно, спасете свое отечество! И ваши внуки будут гордиться своими дедами. Разрушить можно стены, но кто сможет разрушить великую память об этой осаде? Мужайтесь же, героические стражи государства! Спасайте короля, спасайте отчизну! Подымите головы! Если суждено вам погибнуть, то память о вас не погибнет. Итак, повторите вслед за мною: «Да здравствует Франция! Да здравствует Сен-Кантен!»
– Да здравствует Франция! Да здравствует Сен-Кантен! Да здравствует король! – тут же подхватила сотня голосов.
– А теперь, – воскликнул Габриэль, – на валы! И за работу!
– На валы! – закричала толпа.
И они ринулись на улицу, опьяненные радостью, гордостью, надеждой, увлекая своими захватывающими рассказами тех, кто сам не слышал нежданного освободителя, только что ниспосланного изнуренному городу богом и королем.