XXVII. Виконт де Монтгомери
Так же как и при возвращении из Италии, Габриэль появился в сопровождении четырех своих людей. Амброзио, Лактанций, Ивонне и Пильтрусс внесли за ним английские знамена и остановились у порога. Молодой человек держал в руках бархатную подушку, на которой лежали два письма и ключи от города.
На лице Генриха застыла гримаса радости и ужаса. Он радовался счастливой вести, но его страшила суровость вестника.
– Виконт д’Эксмес! – прошептал он, видя, как Габриэль медленно подходит к нему.
Госпожа де Пуатье обменялась с коннетаблем тревожным взглядом.
Тем временем Габриэль, торжественно преклонив колено перед королем, громко произнес:
– Государь, вот ключи от города Кале, которые после семидневной осады и трех ожесточенных штурмов англичане вручили герцогу де Гизу и которые герцог де Гиз препровождает вашему величеству.
– Значит, Кале наш? – переспросил король, словно не веря этому.
– Кале ваш, государь, – повторил Габриэль.
– Да здравствует король! – загремело в зале.
Генрих II, забыв обо всех своих страхах и помня только о том, что войско его одержало блестящую победу, с сияющим лицом раскланивался с взволнованными придворными.
– Благодарю вас, господа, благодарю! От имени Франции принимаю ваши изъявления восторга, однако будет справедливо, если большую их часть мы воздадим доблестному руководителю похода, господину де Гизу!
Шепот одобрения пронесся по залу.
– Но поскольку его нет среди нас, – продолжал Генрих, – мы с радостью адресуем наши поздравления вам, ваше преосвященство, славному представителю рода Гизов, и вам, виконт д’Эксмес, доставившему нам такую счастливую весть.
– Государь, – твердо произнес Габриэль, почтительно склоняясь перед королем, – простите, государь, но отныне я больше не виконт д’Эксмес.
– Как так? – вскинул бровь Генрих II.
– Государь, со дня взятия Кале я считаю себя вправе носить свое настоящее имя и свой настоящий титул. Я виконт де Монтгомери!
При упоминании этого имени, которое долгие годы произносилось не иначе как шепотом, по залу прокатился гул удивления.
– Этот молодой человек назвался виконтом де Монтгомери! Значит, граф де Монтгомери, его отец, еще жив! Что бы это могло значить? Почему вновь заговорили об этом древнем, некогда знатном роде?
Король, конечно, мог не слышать эти безмолвные реплики, но догадаться о них было совсем не трудно. Он побледнел и гневно закусил дрожащие губы. Госпожа де Пуатье тоже встрепенулась, а забившийся в угол коннетабль вышел из своей мрачной неподвижности, и мутный его взор загорелся ненавистью.
– Что это значит, сударь? – спросил король вдруг осипшим голосом. – Чье имя вы дерзнули присвоить? Откуда у вас такая смелость?
– Так меня зовут, государь, – спокойно ответил Габриэль, – а то, что вы почитаете смелостью, есть не что иное, как уверенность.
Было ясно, что Габриэль решил одним смелым ударом сразу же открыть игру и пошел ва-банк, лишая тем самым возможности отступления не только короля, но и самого себя.
Генрих моментально разгадал эту уловку, но, желая хоть немного отдалить страшную развязку, заметил:
– Вашими личными делами, сударь, мы займемся позже, а сейчас не забывайте: вы – гонец герцога де Гиза, и, если я не ошибаюсь, ваше поручение еще не выполнено.
– Вы правы, государь, – низко поклонился ему Габриэль. – Теперь мне надлежит вручить вашему величеству знамена, отбитые у англичан. Вот они. Кроме того, господин герцог де Гиз собственноручно написал вам вот это послание.
И он поднес на подушке письмо герцога. Король взял его, сломал печать, вскрыл конверт и протянул письмо кардиналу со словами:
– Вам, кардинал, выпадет счастье огласить послание вашего брата. Оно обращено не ко мне, а к Франции.
– Вашему величеству угодно…
– Да, господин кардинал, так мне угодно. Вы заслужили такую честь.
Карл Лотарингский с почтительным поклоном принял письмо из рук короля, развернул его и в воцарившейся тишине прочел нижеследующее:
– «Государь! Кале в нашей власти. Мы за неделю отняли у англичан то, что они получили двести лет назад ценою годичной осады. Города Гин и Гам – последние пункты, которыми они владеют сейчас во Франции, – теперь уж долго не продержатся. Я беру на себя смелость обещать вашему величеству, что не пройдет и двух недель, как наши враги будут окончательно изгнаны из пределов страны. Я счел нужным проявить великодушие к побежденным: по условиям капитуляции жителям Кале предоставляется право вернуться в Англию со всем своим имуществом. Число погибших и раненых у нас весьма невелико. В настоящее время я не имею ни времени, ни возможности посвятить ваше величество во все детали; сам я был серьезно ранен…»
В этом месте кардинал побледнел и прервал чтение.