– Помилование! Мне ждать помилования! Да я сам буду еще других миловать!
– Ла Реноди, Ла Реноди! Ты не заставишь меня поднять меч на тебя! Годфруа, мой старый соратник, друг моей юности!
– И все-таки будь готов к этому, Пардальян! Ты знаешь меня слишком хорошо, ты сам не допустишь мысли, что я уступлю без боя…
– Ла Реноди, – вскричал Габриэль, – поймите, до чего вы не правы!..
Но договорить он не успел.
Солдаты с обеих сторон, ничего не понимавшие в этих странных переговорах своих начальников, горели нетерпением перейти к делу.
– Что за дьявольщина! Чего они разболтались? – ворчали солдаты Пардальяна.
– Они, должно быть, думают, что мы пришли послушать их светскую беседу! – злились гугеноты.
– Ну, погоди же! – сказал один из них. – Уж я-то знаю, как покончить с их болтовней.
И как раз в тот момент, когда начал говорить Габриэль, он выстрелил из пистоли в солдат Пардальяна.
– Видишь! – вскричал Пардальян. – Первый выстрел – с твоей стороны!
– Без моего приказа! – крикнул в ответ Ла Реноди. – А впрочем, жребий брошен, тем хуже! За дело! Друзья, вперед!
– Вперед!
Загремели выстрелы.
Тем временем Габриэль, чуть отведя свою лошадь в сторону, неподвижно стоял между королевским и гугенотским отрядами. После первых же залпов ему пробили пулей султан на шлеме, лошадь под ним пала. А он, мгновенно соскочив с падающего коня, так и остался стоять на месте, словно о чем-то задумавшись среди страшной схватки.
Когда дым рассеялся, оба отряда бросились врукопашную. Габриэль и тут не двинулся, даже не прикоснулся к эфесу своей шпаги и только мрачно смотрел, как яростными ударами осыпают друг друга противники.
Наконец протестанты дрогнули – их было меньше числом, да и дисциплина у них была слабее.
Ла Реноди, оказавшись в гуще боя, неожиданно столкнулся с Пардальяном.
– Ко мне! – крикнул он ему. – Дай мне умереть от твоей руки!
– О, кто из нас великодушней, тот и убьет другого! – прозвучал ответ Пардальяна.
И они ринулись друг на друга. Ла Реноди кружился вокруг Пардальяна, а тот, стоя в седле, неустанно отражал и наносил удары. Наконец шпага Ла Реноди вонзилась в грудь Пардальяна, и тот свалился.
Но крик испустил не Пардальян, нет, это закричал Ла Реноди.
По счастью, он так и не убедился в своей печальной победе, ибо Монтиньи, паж Пардальяна, пищальным выстрелом вышиб его из седла. Однако смертельно раненный Ла Реноди успел еще расквитаться со смертью и, обернувшись назад, пронзил шпагой стрелявшего в него пажа. И тогда вокруг этих трех безжизненных тел закипело неистовое побоище. Но гугеноты держались уже не так стойко и вскоре после гибели своего начальника были окончательно разбиты. Большая часть их погибла, иных взяли в плен, другие обратились в бегство.
Эта битва, свирепая и кровопролитная, длилась не больше десяти минут. Вскоре королевская конница двинулась обратно в Амбуаз; тела Пардальяна и Ла Реноди взвалили на одну лошадь, чтобы доставить их вместе.
Габриэль так и не получил ни единой царапины, и скорее всего потому, что обе стороны его берегли; со скорбью смотрел он на эти два тела, в которых совсем недавно бились самые благородные сердца на свете.
«Кто из двух был храбрее? – спрашивал он сам себя. – Кто из них больше любил другого? По ком из них плачет родная страна?»