– Что же касается графа де Монтгомери, – преспокойно продолжал герцог, – то я никак не могу согласиться с вами. Мне думается, что невозможно налагать ответственность за несчастный случай на дворянина исключительной храбрости и благородства. Подобный процесс принес бы ему торжество, а его обвинителям – посрамление. И посему, а также по некоторым иным причинам я держусь того мнения, что нам надлежит принести извинения графу де Монтгомери за необдуманный арест и освободить его. Таково мое мнение.
– Превосходно! – захлебнулась злобным смехом Екатерина, круто повернувшись к королю: – Вот так мнение! Не совпадает ли оно случайно с вашим, сын мой?
Признательная улыбка Марии Стюарт, обращенная к герцогу де Гизу, была так выразительна, что у короля рассеялись все сомнения.
– Матушка, – сказал он, – я должен признаться, что придерживаюсь того же мнения, что и дядя.
– Предать память отца! – чуть ли не простонала Екатерина.
– Нет, государыня, я, напротив, ее берегу, – возразил Франциск II. – Разве не сказал отец сейчас же после ранения, что Монтгомери здесь ни при чем?! И потом, в минуты своей агонии, он даже и не подумал отказаться от сказанных им слов! Разрешите уж мне, его сыну, повиноваться ему!
– Так! Значит, вы начинаете с презрения к священной воле вашей матери!
– Государыня, – перебил королеву герцог де Гиз, – разрешите вам напомнить ваши собственные слова: единая воля в государстве!
– Но я разумела, что воля министра не должна возвышаться над волей короля.
– Кстати, государыня, кто же может больше заботиться о короле, нежели я, его супруга? – вмешалась Мария Стюарт. – Вот я вместе с дядей и подаю ему совет: верить в честность, а не в предательство, когда речь идет о благороднейшем и храбрейшем из его верноподданных, и не позорить свое царствование беззаконием!
– И к таким увещаниям вы прислушиваетесь? – обратилась королева к сыну.
– Я прислушиваюсь к голосу моей совести, – отвечал молодой король с такой твердостью, которой от него никто не ожидал.
– Это ваше последнее слово, Франциск? Тогда берегитесь! Если вы отказываете вашей матери при первом ее обращении к вам и проявляете слишком уж полную независимость, тогда можете управлять страной без меня, с вашими верными министрами! Мне нет больше дела ни до короля, ни до королевства, я покидаю вас! Подумайте, подумайте хорошенько над этим!
– Мы горько бы оплакивали такую потерю, но сумели бы с ней примириться! – шепнула Мария королю.
И тот, влюбленный в нее до безрассудства, повторил вслед за ней:
– Мы горько бы оплакивали такую потерю, но сумели бы с ней примириться.
– Хорошо же! – только и могла сказать Екатерина и добавила, кивнув в сторону Габриэля: – А этого я еще рано или поздно найду.
– Я это знаю, государыня, – почтительно ответил ей молодой человек, думая о гороскопе.
Но Екатерина уже не слыхала его. Налитыми кровью глазами она взглянула на молодую королевскую чету, на герцога де Гиза и, ничего не сказав, вышла из залы.