– Помните, кто за кем идет! Первый – Ивонне, за ним – Мартен-Герр, за ними – каждый по порядку своих номеров. Замыкающий – я. Веревка, полагаю, достаточно крепка.
– Веревка железная, ваша светлость, – сказал Амброзио. – Мы уж ее опробовали, она не то что четырнадцать, а тридцать душ выдержит!
– Тогда дело за тобой, Ивонне, – сказал виконт д’Эксмес. – Ты рискуешь пропустить самое опасное в нашем путешествии. Иди – и мужайся!
– Мужества, монсеньор, мне не занимать, особенно когда бьет барабан и грохочут пушки. Но, признаться, нет у меня привычки к тихим вылазкам и скользким канатам. А вообще-то хорошо, когда идешь впереди всех.
Габриэль, не желая спорить на эту тему, резко сказал:
– Хватит болтать! Надо не говорить, а дело делать. Вперед, Ивонне! И помни: передышка – только на стопятидесятой ступеньке. Все готовы? Мушкеты – за спину, кинжалы – в зубы! Смотрите вверх, а не вниз, думайте о Всевышнем, а не о гибели! Вперед!
Ивонне поставил ногу на первую ступень. Пробило пять часов. Медленно и бесшумно четырнадцать смельчаков начали свое опасное восхождение.
Поначалу Габриэль, замыкавший шествие, почти не ощущал опасности. Но чем выше они подымались, тем сильнее и сильнее раскачивалась эта диковинная гроздь, унизанная живыми существами. Вот тогда-то он и почувствовал, что опасность стала чуть ли не осязаемой.
Страшное и величественное зрелище представляла эта картина: в темноте, под дикое завывание ветра, четырнадцать человек, похожих на призраки, в полной тишине карабкаются по отвесной стене, на вершине которой ждет их возможная, а внизу верная смерть. На стопятидесятой ступеньке Ивонне остановился.
Еще раньше было обусловлено, что на передышку уйдет столько времени, сколько потребуется дважды прочитать «Отче наш» и «Богородицу». Но и после этого Ивонне не двинулся с места.
Тогда Мартен-Герр счел за благо хлопнуть его по ноге и шепнул.
– Трогай!
– Не могу… – хрипло отозвался Ивонне.
– Не можешь? Почему, негодяй? – вздрогнул Мартен-Герр.
– Голова закружилась…
Холодный пот выступил на лбу у Мартена. На какое-то мгновение он не знал, на что решиться. Если у Ивонне действительно закружилась голова и он упадет, он невольно увлечет вниз и всех остальных. Спускаться обратно тоже не имело смысла. В таком ужасном, никак не предвиденном положении Мартен совершенно растерялся и ограничился тем, что наклонился к Ансельму, который двигался за ним, и сказал:
– У Ивонне голова закружилась.
Ансельм, как и Мартен, тоже вздрогнул и, в свою очередь, сообщил Шарфенштейну, своему соседу:
– У Ивонне голова закружилась.
Так, по цепочке, эта страшная весть дошла до Габриэля, который, услыхав ее, побледнел.