Вслед за Лактанцием Мартен-Герр ввел в комнату молодого человека среднего роста, с живым, одухотворенным лицом и маленькими холеными руками. Его костюм, от воротника до башмаков, был не только чист, но даже не лишен некоторого кокетства. Он грациозно поклонился Габриэлю и застыл перед ним в почтительной позе. Звали его Ивонне.
– Вот, ваша светлость, – сказал Мартен, – самый примечательный из всех. Ивонне в рукопашном бою неудержим, как лев, сорвавшийся с цепи! Колет и рубит в состоянии полного исступления. Особенно же он отличается при штурмах. Он всегда вступает первым на первую лестницу и водружает французское знамя раньше всех на стене неприятельской крепости.
– Так, значит, он настоящий герой? – спросил Габриэль.
– Я делаю, что могу, – скромно потупился Ивонне. – И Мартен-Герр, без сомнения, несколько преувеличил ценность моих слабых усилий.
– Ничуть, я вам только воздаю должное, – возразил Мартен. – И в доказательство этого я, перечислив ваши достоинства, тут же отмечу ваши недостатки. Ивонне, ваша светлость, как я уже говорил, – сущий герой на поле битвы, но в обыденной жизни он робок и впечатлителен, как девица. Он, например, боится темноты, мышей, пауков и чуть ли не теряет сознание при малейшей царапине. Он обретает свою буйную отвагу только тогда, когда его опьяняет запах пороха.
– Все равно, – сказал Габриэль, – мы его поведем не на бал, а на бой. Ивонне со всей его деликатностью – принять.
Ивонне откланялся по этикету и удалился, с улыбкой поглаживая рукой свой тонкий черный ус.
На смену ему явились два белокурых гиганта, стройные и невозмутимые. Одному на вид можно было дать лет сорок, другому – не больше двадцати пяти.
– Генрих Шарфенштейн и Франц Шарфенштейн, его племянник, – доложил Мартен-Герр.
– Что за дьявол, кто они такие? – поразился Габриэль. – Откуда вы, ребята?
– Ми только отшасчи немножко францозиш, – сказал старший.
– Как так? – спросил виконт.
– Ми плох понималь францоз, – проговорил великан помоложе.
– Это немецкие рейтары, – сказал Мартен-Герр, – иными словами – наемные солдаты. Они продают свою руку тому, кто лучше платит, и хорошо знают, что стоит храбрость. Они уже были у испанцев и англичан. Но испанец мало дает, а англичанин слишком торгуется. Покупайте их, ваша светлость, в деле они будут хороши. Они никогда не спорят и, как люди точные в своих обязательствах, всегда лезут прямо на пушки с полнейшей невозмутимостью. Ведь для них мужество – только предмет сделки.
– Я беру этих поденщиков славы, – сказал Габриэль, – и для большей верности плачу им за месяц вперед. Кто там еще?
Оба тевтонских Голиафа по-военному отдали честь и направились к выходу, чеканя шаг.
– Следующий, – произнес Мартен, – по имени Пильтрусс. Вот он.
Некое разбойного вида существо в изодранном платье, переваливаясь, вошло в комнату, остановилось в замешательстве и воззрилось на Габриэля, словно он был судьей.
– Не стесняйтесь, Пильтрусс, – мягко обратился к нему Мартен-Герр. – Несмотря на ваш дикий вид, вам, право, нечего краснеть.
Потом он доложил своему господину:
– Пильтрусс, монсеньор, так называемый человек с большой дороги. Он ходит по дорогам, которые кишат чужеземными грабителями, и грабит грабителей. Что же касается французов, то он не только милует, но даже и помогает им. Итак, Пильтрусс – своего рода завоеватель. Тем не менее он ощутил потребность изменить свой образ жизни. Вот почему он с такой охотой принял предложение вступить под знамя виконта д’Эксмеса.
– Хорошо, – сказал Габриэль. – Я принимаю его под твою, Мартен, ответственность, с условием, что он изберет ареной для своих подвигов не большие дороги, а укрепленные города.
– Благодари монсеньора, чудак, – подтолкнул его Мартен-Герр.
– Благодарю вас, ваша светлость, – заторопился Пильтрусс. – Обещаю вам, что никогда не буду драться один против двух или трех, а только против десятерых.
– В добрый час, – усмехнулся Габриэль.
После Пильтрусса явилась некая мрачная, бледная и чем-то озабоченная личность.
Зловещее выражение его лица усугублялось бесчисленными шрамами и рубцами.
Мартен представил этого седьмого, и последнего, новобранца под невеселой кличкой Мальмор.