Прошло четыре дня, последние перед Пасхой, которая приходилась в этом году на 10 апреля.
В субботу Малыш, созвав своих служащих, объявил им:
– Магазин будет закрыт до вторника.
Это был отпуск, данный Бальфуру и двум приказчикам. Конечно, Боб, Грип и Сисси рассчитывали также воспользоваться отдыхом, когда Малыш вдруг спросил их, не желают ли они совершить с ним небольшое путешествие.
– Путешествие? – вскричал Боб. – О да! Куда же мы поедем?
– В графство Керри, которое я хочу снова повидать, – ответил Малыш.
Сисси взглянула на него.
– Ты хочешь, чтобы мы ехали с тобой? – спросила она.
– Мне это было бы очень приятно.
– И я поеду? – спросил Грип.
– Конечно!
– А Бирк? – осведомился Боб.
– И Бирк тоже.
Тогда пришли к следующему соглашению: магазин будет оставлен на попечение Кет, а они, заготовив все необходимое для трехдневного путешествия, сядут на четырехчасовой экспресс, приедут в Тралж к одиннадцати часам, переночуют там, а на другой день… на другой день… Впрочем, Малыш скажет, что предпринять на другой день.
В четыре часа путешественники были уже на станции, Грип и Боб очень веселые, Сисси немного задумчивая, наблюдавшая за Малышом, который по-прежнему оставался непроницаемым.
– Трали, – сказала молодая женщина, – это ведь около Керуанской фермы. Не хочет ли он поехать туда?
Бирк мог бы ей, вероятно, ответить, но она не подумала его расспрашивать.
Собака была помещена в отдельный вагон, причем Боб просил хорошенько присматривать за ней, дав кондуктору «на чай».
Малыш со своими спутниками сел в вагон первого класса.
Сто семьдесят миль, отделяющие Дублин от Трали, проехали за семь часов. Название одной станции, произнесенное кондуктором, произвело сильное впечатление на Малыша. Это был Лимерик, напомнивший ему драму «Терзания матери», в которой он так неудачно выступил, цепляясь за мисс Анну Уестон, изображавшую герцогиню Кендальскую. Однако воспоминания эти исчезли быстро, как сон.
Малыш, знавший прекрасно Трали, повел своих друзей в хорошую гостиницу, где они прилично поужинали и выспались.
На другое утро, в день Пасхи, Малыш встал с зарей. В то время как Сисси одевалась, Грип помогал ей, а Боб еще потягивался в постели, Малыш отправился бродить по селению. Он узнал трактир, в котором останавливался с Мартеном, рынок, где впервые пригляделся к торговле, аптеку, в которой истратил часть своей гинеи на лекарство бабушке, умершей, не дождавшись его.
В семь часов у дверей гостиницы стоял экипаж. Трактирщик ручался и за лошадь и за кучера, получив за все плату: столько-то за экипаж, столько-то за лошадь, за кучера и «на чай», как это принято в Ирландии.
Выехали в половине восьмого, после завтрака. Погода была хорошая – не очень жаркая, без сильного ветра. Первый день Пасхи без дождя, явление довольно редкое на Изумрудном острове! Весна была довольно ранняя в этом году. Поля обещали скоро зазеленеть, а деревья – покрыться почками.
Трали находится милях в двенадцати от Сильтонского прихода. Сколько раз Малыше проезжал по этой дороге в тележке Мак-Карти! В последний раз он был здесь один, возвращаясь из Трали на ферму; и он притаился за кустами, когда проходили полицейские. Малыша снова охватили воспоминания. К тому же дорога не изменилась с того времени, как и вообще мало что изменяется в Ирландии, даже нищета.
В десять часов подъехали к Сильтону. Зтюнили к обедне. И в церкви все было по-старому, как и в тот день, когда в ней происходили двойные крестины – Малыша и его крестницы. Он вошел в нее с Сисси, Грипом и Бобом, оставив Бирка у дверей. Никто не узнал его здесь, даже старый священник, крестивший его. Все недоумевали, что это была за семья, члены которой не имели между собой ни малейшего сходства.
И в то время, как Малыш с опущенными глазами переживал в воспоминаниях былые дни счастья и горя, Сисси, Грип и Боб горячо молились за того, кому были обязаны своим благополучием.
После завтрака в одном из лучших сильтонских трактиров экипаж направился к Керуанской ферме, отстоящей в трех милях.
У Малыша все время навертывались слезы на глазах при виде этой дороги, по которой он так часто ходил с Мартиной, Китти и бабушкой, когда та была еще в состоянии сопровождать их. Какая грустная картина! Чувствовалось, что местность эта давно покинута. Везде развалины вместо домов. На некоторых из них были повешены дощечки с надписью, что такая-то ферма, хижина, поле отдавались внаем или продавались. Но кто решился бы их купить или нанять, когда в них царила лишь нищета!