Едоки приходили каждый день. С каждым днем они становились толще, ели меньше, за еду брали дороже. Деньги Ганса быстро таяли. Наконец он не выдержал. Однажды после их ухода он пытался сам есть до полного изнеможения. Он ел так много, что утром не мог подняться с кровати. Сердце противно замирало, щемило в груди.
Когда наутро пришли едоки, он сказал им слабым голосом:
– Выбросьте всю эту дрянь на улицу, подальше от дома.
– Давно бы так, – весело ответили бродяги. Им самим уже смертельно надоело есть тесто. – Другие односельчане уже давно выбросили.
Они быстро принялись за работу, и дом был, наконец, очищен от теста. Ганс хотел приподняться, чтобы расплатиться, но вдруг откинулся назад, посинел и захрипел.
– Ну, и этому крышка! – сказал нищий, подходя к Гансу.
– Лопнул от жира! Двое вчера уж померли в этой деревне. Что ж, возьмем себе что-нибудь на память о старичке – да на пристань. Довольно нам здесь проедаться. Где у него деньги-то были?
– Брось, Карл, – сказал безработный, – еще накроют.
– Кто тут накроет? Да в этой деревне никто с места не двинется целый день.
Нищий нашел сундучок с деньгами, набил карманы и ушел со своими спутниками, оставив холодеющий труп.